Главный редактор интернет-канала «День» о сакральности русских сказок, «мертвой» и «живой» воде, Александре Бородае и Игоре Стрелкове

Анастасия Михайловская: Сегодня в гостях у программы «Взгляд Новороссии» Андрей Фефелов, журналист и главный редактор телеканала «День». Здравствуй Андрей! Как дела, как вообще происходит твоя жизнь?

Андрей Фефелов: Приветствую! Как дела, ну, осень царит такая прекрасная в Москве, сухие листья по бульварам влекутся. Хочется покинуть сей град, и уехать куда-то. Дело в том, что я — раб лампы. Что такое канал «День», газета «Завтра» — это волшебная лампа Алладина, и в ней сидит джин. И джинн — это я.

А.М.: И ты трешь эту лампу, и оттуда выходят какие-то новые известия?

Нет, я джинн, раб лампы. А трут эту лампу наши зрители и читатели, они потрут, и оттуда я вылезу.

А.М.: А скажи мне тогда, пожалуйста, а Бородай тер эту лампу, или он тоже с тобой в лампе сидел?

А.Ф.: Бородай был второй джинн тоже. Дело в том, что с Александром Бородаем мы в свое время создали телеканал «День». Это был такой совместный проект. Но потом у него нашлись другие дела, он куда-то уехал, все лето пропадал где-то.

А.М.: Что значит куда-то? Ты имеешь в виду, что туда, где революция и война? А как ты относишься к такому поступку твоего друга?

А.Ф.: Поступку? Что значит поступку? Это его судьба, жизнь. Что, такое ощущение, что он был такой тихий клерк, всю жизнь занимался перекладыванием бумаг и вдруг…

А.М.: Ну, никто же о нем не знал. Кто знал Александра Бородая, кроме тебя и телеканала «День»? И тут, вдруг, первые полосы в газетах.

А.Ф.: Звезды, типа Филиппа Киркорова, конечно, они затмили нашу славу в свое время с Сашей Бородаем. Но Бородай был известным человеком в патриотической среде, начиная с 93-его года, когда мы еще были молодыми людьми. Мы окунулись в пучину народной национальной революции и восстания 1993 года и достаточно активно там действовали на разных участках.

Кстати говоря, до 1993 года он успел повоевать добровольцем в Приднестровье. Он, будучи студентом философского факультета МГУ, взял академический отпуск и уехал на годик повоевать в Приднестровье.

А.М.: А там со Стрелковым встретился?

А.Ф.: Они там не познакомились. Они, действительно, там были оба, но на разных участках. Может быть, они и хронологически не совпали, и территориально, потому что там добровольческое движение было достаточно широкое. И потом, когда они уже встретились здесь, в Москве, после 1993 года они познакомились, а я с Игорем Стрелковым чуть позже познакомился, тем не менее, их этот момент скрепил сильно. И вообще, скрепило не только желание, но и умение лично поучаствовать в истории.

А.М.: Как интересно, то есть, получается, что такой цикл истории: провернулось колесо, и опять они встретились в революционные будни, теперь в Новороссии.

А.Ф.: Нет, здесь уже они действовали в связке.

А.М.: То есть, кто-то из них позвал кого-то?

А.Ф.: В общем, отчасти, это был некий диполь, который, к сожалению, потом развалился в силу личностной турбулентности, исторической и т. д. Но, тем не менее, они друг с другом общались и двигались в одном направлении.

А.М.: Получается, что два человека, один, закончивший Историко-архивный институт, другой — философ, встретились на ниве революции.

А.Ф.: На ниве национального сопротивления, русского сопротивления.

А.М.: И возглавили это сопротивление, но при этом они же находились, в общем-то, на чужой территории, я имею в виду Донбасс. И почему же русские ребята, два таких похожих судьбой, но очень разных, возглавили революционное движение в Новороссии?

А.Ф.: Это понятно почему. Поскольку эта турбулентность, этот провал, разгром «русского мира». Поскольку ситуация на Украине — это есть некое «землетрясение», если брать формулу «русского мира», то трещина пошла прямо по нашему миру. Я, несмотря на все вопли, крики, бесконечные пересуды, стихи и воззвания, я, считаю Украину частью «русского мира». Это все наши люди, что у них там произошло с мозгами — это другой вопрос. Какие они прошли духовные метаморфозы — это отдельная тема. Другое дело, что вот возникла дыра здесь. И в эту пылающую дыру ринулись, конечно, наши русские мальчики, которые уже совсем не мальчики, а стали уже такими русскими дядьками. И я люблю рассказывать историю про моего знакомого военного пенсионера, который декабрьским вечером ко мне пришел и подарил томик книги, которую он написал, выйдя на пенсию. И я знаю, что за ним были и войны, и боевой опыт, и чего только не было. И тут я понял, что вот, он уже пенсионер.

А.М.: Ты имеешь в виду Игоря Ивановича (Стрелкова — прим.ред.) ?

А.Ф.: Да. Но потом оказалось, что нет, все могут двигаться куда-то, совершать какие-то неожиданные поступки и всплывать в самых неожиданных местах. Но, что касается, почему они — потому что, естественно, на Донбассе все были просто в растерянности, никто не мог на себя взять эту роль.

А.М.: Вот скажи, а если такие значимые фигуры, как Стрелков, Бородай были вынуты из «поля игры», то, как ты видишь, что там сейчас происходит?

А.Ф.: Мне сложно говорить, что происходит там, на внутреннем политическом торге, базаре, там своя какая-то жизнь началась.

А.М.: Ну, мы стараемся поддерживать иллюзию, что там все прекрасно — солдаты героически бьются за Республику. Но мы понимаем, что на передовой стоят люди, которые гибнут, героически защищая свою идею. Что происходит при этом во власти, как ты считаешь, ты же видишь какие-то отблески?

А.Ф.: Я думаю, что власть слаба там, это факт. Она слаба, кстати, на Украине, да и в России она не очень сильна. Нет у нас такого жесткого порядка, т. е. миф о вертикали власти, он немножко иллюзорный, на самом деле. К сожалению, жесткого порядка нет. И там происходит процесс хаотизации, и он очевиден, явен, и в администрации не могут совладать с этим хаосом, они сами являются этими хаотизирующими элементами. Нет кадров, нет администрации. Вообще, Россия влияет на обстановку в этих республиках, но она не заняла административно территорию.

А.М.: Несмотря на то, что там деньги русские.

А.Ф.: Но там нет наших войск, нет наших комендатур, не объявлен режим военного положения, не введен расстрел за расхищение гуманитарной помощи, за создание собственных бизнес-структур, которые гонят уголь на Украину. Этого всего нет, поэтому происходит там броуновское движение нехорошее. И радости в этом мало, но период войн и революций этим отмечен, к сожалению.

А.М.: А что сейчас является противостоянием по отношению к мировому капиталу?

А.Ф.: Существует Россия, которая в себе таит альтернативу, она незримо присутствует. Россия сама по себе — это огромный реактор, который пока не работает, он пока заглушен. Вернее как, я бы сказал, он работает очень медленно, в режиме сна. Но, тем не менее, он вырабатывает фермент, который называется «будущее», который называется «иное». Это «иное» для мира, собственно говоря, предложит Россия, в этом я совершенно уверен.

Я думаю, что в настоящий момент я бы воспользовался своей метафорой. В русских сказках существует некий чудесный процесс оживления убитого, расчлененного воина. Когда воина не просто убили, его еще и посекли и валяются в разных частях поля руки, ноги, кисти, и уже вороны начинаю разносить, потихонечку растаскивать части тела. И тут приходит некто и окропляет воина «мертвой» водой, и происходит чудесный, наверное, с точки зрения логики невозможный, процесс сращивания всех частей тела, которые были разбросаны. Его окропили мертвой водой, и все части тела срослись. Стала на место кисть, нога стала частью тела, голова пришла. И лежит воин мертвый, по-прежнему, но целый. Вот, сейчас, как раз Россия переживает этот этап.

А.М.: Потрясающе интересная метафора.

А.Ф.: Путинский этап — это как раз и есть «мертвая» вода. Путин спрыснул Россию расчлененную, внутренне раздробленную, совершенно истерзанную, и уже ее стали растаскивать на части эти вороны. В этот момент, когда начался уже распад, пришел Путин и окропил Россию «мертвой» водой. И воин целый, но он лежит.

Сейчас неизбежно наступит второй этап — «живая» вода. «Живая» вода — это тот момент, когда воин вздохнет, и у него этот холодный мрак очей растопят слезы мгновенно. И раздастся вздох, который будет подобен грому. И он встанет. Но это совершенно новый этап, он требует, возможно, других людей, других слов. Вообще, я думаю, что, возможно, эта «живая» вода будет связана с некой мыслью, с некими словами. Нужны будут не только административные реформы, какие-то скрепы и т. д.

А.М.: Т. е. какая-то метафизическая реальность должна прийти?

А.Ф.: Да, должно возникнуть слово, живое слово, которое этого воина разбудит, создаст эту новую реальность русскую. И тогда уже все, всем хана.

А.М.: Как интересно, а вот смотри, еще год назад все наши надежды на «русский мир», на Китеж-град вкладывали в слово Новороссия. И все те люди, которые отправились туда и погибли за идею «русского мира», они положили свою жизнь именно за идею объединения и этой «живой» воды, как я понимаю в этой твоей мифологеме.

А.Ф.: Поскольку время «живой» воды не пришло, неужели это кровь? Не знаю, может так и есть, но все пока затормозилось. Нет процесса движения, есть процесс колебания, междометия исторического.

А.М.: А вот твой друг Игорь Иванович Стрелков, он же газете «Завтра» сказал, что он спустил, собственно, спусковой крючок войны. Т. е. получается, что один человек, все-таки, может произвести такое историческое событие?

А.Ф.: Нет, он так видит. Он беседовал с главным редактором газеты «Завтра» Александром Прохановым. При мне и тебе был этот разговор, и разговор был экспрессивный, разговор был откровенный, он был эмоциональный. То, что он сказал эту фразу — в ней нет ничего, что меня задело, вывело из себя, заставило по-другому посмотреть на Стрелкова или на ситуацию на Донбассе. Да, действительно, он ворвался в городок, и, действительно, там он создавал очаг сопротивления, русского сопротивления, который распространился на весь Донбасс, потому что он был знаменем.

Почему Стрелков столь популярен и столь известен? Потому что он стал знаменем, потому что это не просто человек со своими стратегиями, разговорами, лексикой, а это просто знамя. Его называли «русский Че Гевара», казалось, что появился новый герой, что сейчас за Стрелковым герои пойдут прямо сотнями. Мне говорили люди, что вот, оно началось, что появился первый, а за ним пойдут. Но этого не случилось, значит, просто не пришло время, значит, будет новый заход, новый Стрелков какой-то появится. И то, что эта фраза прозвучала, мне кажется, что она вполне обоснована и логична, потому что, действительно, он был первый, с оружием в руках. До этого сопротивление в Донбассе носило характер политический, носило характер митинговый. Люди собирались, их арестовывали, утаскивали в Киев СБУ-шники, как, того же самого, нашего Губарева. И, в общем и целом, конечно, война началась в каком-то смысле со Стрелкова, но она и так бы началась и без Стрелкова, это было совершенно ясно. Это было ясно тогда еще, на Майдане, когда они ловили «титушек» и тащили их на расправу в этот майданный улей. Стрелков здесь, он является неким фактором, катализатором, но война была бы неизбежно. Вот с этим накалом, с этой наглостью, с эти движением договориться бы не получилось.

А.М.: Спасибо тебе большое, было очень интересно с тобой поговорить. Особенно мне понравилась твоя метафора про собравшийся труп, вот это, конечно, потрясающе, я все это представила себе явственно.

А.Ф.: Ну, это русские сказки, я в свое время прочитал трехтомник Афанасьева, и там содержатся все коды и все типы, все состояния, которые существуют. Все-таки, великое дело было сделано, собрание русских сказок. Так что, если кто-то хочет узнать прошлое и будущее, то сразу начинайте от «А», до «Я» читать русские сказки. К концу третьего тома, где, кстати, все про вампиров и всякую нежить, как раз узнаете, что происходит реально и в мировой закулисе, и за кремлевской стеной, и везде-везде, в народе, в небе и на земле. Поскольку наш язык народный содержит в себе бездны смыслов и информации, просто надо внимательно прислушаться."

События независимой России

Андрей Фефелов: «Появится новый Стрелков»