В связи с восстановлением отношений между США и Кубой вновь возник интерес к статусу базы Гуантанамо. Директор Института кубинских и кубинско-американских исследований Джеми Сучлики заявил о том, что Куба настаивает на возвращение Гуантанамо. Но у американской стороны есть опасения, что в дальнейшем эта база отойдет к России. Вопрос в том, есть ли для этих опасений основания.

Джейми Сучлики (точнее, Хайме Сухлицки, Jaime Suchlicki – потомок кубинских евреев-эмигрантов) – кто-то вроде штатного эксперта Вашингтона по проблемам Кубы. Он не юрист, а то, что в современной России называется «региональным политологом». Считать его мнение государственным не всегда ошибка – в России именно такого рода люди часто представляют государственную точку зрения, если ее нельзя произнести открыто. Но и преувеличивать его возможности в США не стоит. Там иная система управления общественным мнением, и высказывания представителя некоего политического института, хоть и завязанного на ЦРУ, нельзя считать даже вольной интерпретацией официальной позиции Вашингтона.

Правовой статус Гуантанамо безупречен, как и все договора, которые федеральное правительство США заключало с туземными племенами со времен Акта об экспроприации индейцев от 1885 года. Отсылки к покупке Манхэттена в 1626 году за 25 долларов у алконкинов не совсем корректны. Все-таки половину острова купили не США, которых тогда еще даже в планах не было, а голландский государственный чиновник, и не за 25 долларов (долларов тоже еще не было), а за партию топориков и зимних одеял эквивалентом в два десятка голландских талеров (отсюда и этимология слова доллар). Безупречность эта – в незамутненной простоте текста, который туземцы по определению должны понимать дословно. Гуантанамо приобретается Соединенными Штатами «в бессрочную аренду» (то есть навсегда) за «2000 песо в золотой валюте Соединенных Штатов в год». Чтобы это окончательно поняли и заучили, строчка из военного бюджета армии США была прописана отдельной статьей в конституции Кубы с 1903 по 1934 год. В середине 1934-го после череды военных переговоров на Кубе схема оплаты была пересмотрена, и планка поднята до 1300 долларов в год (правда, это были не нынешние 1300 долларов, за которые в Москве приличный футболист с лавки не встанет).

США изначально относились к Кубе как к военному трофею испано-американской войны 1898 года. Но господствовавшая тогда идеология американского изоляционизма не допускала инкорпорации территорий за пределами как бы «естественных границ», что и не дало возможности просто аннексировать Филиппины и Кубу по праву победителя. Формально по Парижскому договору и Куба, и Филиппины, а также Пуэрто-Рико и Гуам целиком отошли к США и некоторое время действительно целиком находились под военным и гражданским управлением Вашингтона. Пуэрто-Рико до сих пор называется «неинкорпорированной территорией» (unincorporated organized territory), а действие конституции США на острове ограничено. В основном законе Пуэрто-Рико статус острова назван «свободно присоединившееся государство» (Estado Libre Asociado) и, несмотря на массовую эмиграцию, там сохраняется устойчивая фракция противников идеи полной инкорпорации в США. Другое дело, что эта партия сокращается на глазах, и последние референдумы показали стремление людей полностью интегрироваться в США как 51-й штат со всеми гражданскими выгодами для бедноты, то есть для большинства пуэрториканцев.

В свою очередь Куба и Филиппины получили американские военные базы и фактически колониальное управление. На Филиппинах длительно время сохранялся местный аналог Гуантанамо – база на острове Коррехидор, закрывающем вход в Манильский залив. Коррехидор вошел в историю американской армии: на рубеже 1941–1942 годов, и сам остров, и крепость на нем до последнего обороняли морские пехотинцы и гарнизон из местных, препятствуя захвату японцами Манилы. По размаху – не ахти какая битва, но достойная всякого уважения в силу массового бессмысленного героизма в безвыходной обороне, в целом не свойственного американской армии. Значение острова и крепости как военного объекта для Филиппин огромно. Это ключ к двухмиллионной столице, ее главному порту, «ворота в мир». Испанцы называли «коррехидорами» («исправитель», corregidor) назначаемых в колониальные города губернаторов, которые были призваны надзирать («исправлять») деятельность местных властей. Символичность названия как никогда важна: американцы, не аннексируя испанские колонии полностью, оставляли там свое военное управление в виде, в том числе, баз в ключевых точках. Эту тактику они переняли у англичан, базы которых позволяли контролировать с моря огромные территории (Гибралтар, Мальта, Суэц, Гонконг, Сингапур, Фолкленды, Кейптаун, северная Норвегия, Занзибар и так далее).

Куба формально осталась независимым государством, но все мы понимаем, чем на самом деле была ее независимость до революции. Гуантанамо – лишь видимая внешняя форма американского управления. США вообще не воспринимали ситуацию в Латинской Америке и на Карибах как некое политическое явление. Вплоть до появления революционного движения стратегия «заднего двора» была чем-то вроде «второго Я» американской политики. Нечто сложившееся воспринималось как сложившиеся навсегда, и потому не требовало применения интеллектуальных усилий. Примерно так же развалился Советский Союз, убаюканный рассуждениями о «новой форме общества – едином советском народе». И когда по окраинам бабахнуло, не оказалось никого, кто мог бы не просто с этим справиться, а хотя бы объяснить происходящее.

Куба никогда не получить Гуантанамо обратно. По крайне мере в письменной истории человечества, если забыть об огне ядерной войны, который пожрет документ о вечной аренде за три копейки. Это не излишнее преувеличение, а объяснение сложившихся обстоятельств. У Гаваны был единственный шанс получить эту территорию обратно, причем бесплатно – в 1991 году. Исчезновение Советского Союза поселило в американские умы настолько странные и заковыристые иллюзии, что если бы кубинское правительство, выражаясь языком 30-х годов, «разоружилось перед империалистами», то американцы на волне эйфории вполне могли бы пересмотреть условия аренды. По большому счету США эта база не была нужна с военной точки зрения, а уж сейчас тем паче. Закрытие «тюрьмы Гитмо» также могло повлиять на условия пребывания базы на Кубе, но только косвенно. Реально кубинские рыбаки никогда не смогут ловить тунца в заливе Гуантанома (а его там, по слухам, завались), согласно законам аренды даже рыбалка кубинцам в этом районе запрещена. Не то чтобы это мешало экономике, которая и так непонятно на чем построена, но все-таки раздражает.

А вот разговоры о передачи объекта России – вообще из области фантастики. Он вообще России не нужен. Никакая это не база для подводных лодок, там нет адекватного порта, доков, системы снабжения, а заправляться можно и в Венесуэле. Да и зачем там база подводных лодок? Чтоб их накрыли из Флориды или просто заблокировали при выходе с Кубы? Повторять ошибки Хрущева и вытаскивать наступательное оружие «на задний двор» США никто не собирается. Это не соответствует ни концепциям современной войны, ни стратегии России, написанной на бумаге.

В США в последние несколько недель в разы увеличилось количество пропагандистских материалов – «страшилок» на тему «российской угрозы». Угроза эта стала многовариантной и трудно объяснимой на карте. Это и гиперзвуковые ракеты, и спутники-убийцы, и новые морские системы, и вот теперь – Гуантанамо. Примечательно, что все эти угрозы носят понятный американскому ВПК «стратегический характер». Массовая постановка «Арматы» на производство их не волнует – это европейские проблемы, а вот два бомбардировщика, подлетевшие к Калифорнии, – это дневной эфир всех основных телеканалов федерального охвата.

КОММЕНТАРИИ (3)

События независимой России

США боятся передачи Гуантанамо России