Встреча с Мишей была неожиданной. Про чудовищно искалеченного 20-летнего ополченца из Донецка мы узнали благодаря Грэму Филлипсу, много думали и говорили о нем. Но не искали с ним встречи. Образ Миши противоположен каноническому образу героя из книг и фильмов, мы были не уверены, что его история может способствовать поднятию боевого духа, к тому же фотографии Миши пришлись по вкусу украинской пропаганде. Но поговорив с Мишей, мы поняли, что перед нами — новый Маресьев, сильный, настоящий и очень обаятельный.

Мы в панельной пятиэтажке на окраине Москвы, снаружи обычная жизнь — торговые центры, потоки машин, люди, раздраженные ростом цен, пробками и плохой погодой. Напротив меня — Миша, простой парень, который родился и вырос на Донбассе и пошел его защищать. На самую настоящую войну. Разорвавшийся рядом снаряд лишил его обеих ног, руки, зрения и частично слуха. Но Миша оказался очень сильным, он выжил и не сломался. Он понимает, за что воевал и что может сделать еще для своей Родины. Рядом Нина Ивановна, мама Миши, которая не отходит от него ни на минуту, она тоже сильная. Миша докуривает сигарету (пачка у него украинская, российские, по его словам, курить невозможно) и мы начинаем разговор.

Миша, вот ты сам говоришь, что тебя все знают — как относишься к тому, что твоя история хорошо известна в Интернете и тебе сопереживает большое количество людей?

— Я отношусь к этому только положительно, пускай люди знают правду. Потому что говорят, что нет войны. Вот посмотрите на меня — и это нет войны! Это, как сказать, «мирная антитеррористическая операция». У нас все «террористы» — бабушки, дедушки, дети пятилетние…

У тебя на руке татуировка – «Сила в правде» на латыни, почему ты выбрал этот девиз?

— Потому что тут смысл есть. Правильный смысл.

Говоришь, есть те, кто не верит, что на Донбассе идет война, как открыть людям глаза, как победить ложь?

— Большинство людей сейчас просто зазомбированны. И это исправить очень трудно. Вот Грэм Филлипс, другие журналисты, стараются, лезут под обстрелы. Но, как все видят, это безуспешно. Потому что там люди говорят, что мы стреляем сами в себя. Это неправда. Вот если взять хотя бы 20 человек оттуда, привезти их к нам в Донецк, чтобы они увидели, кто в кого стреляет, тогда бы они уже не говорили бы больше «Чемодан, вокзал, Россия». Кстати, у меня есть ответ на это: «Чемодан, вокзал, АТО, деревянное пальто».

Сурово.

— Зато правда.

Миша, когда для тебя началась война?

— В апреле.

Какое событие произошло?

— Славянск. Я там не был, меня никто туда не пускал. Но я, конечно, очень хотел поехать. Все ездили, а я как дурак, меня никто не брал.

А где ты успел побывать, пока был в ополчении — в каких точках?

— Ну, откуда я знаю, можно это говорить или нельзя. На Ясиноватой был. Будем считать, что на этом все, остальное я забыл.

Как ты думаешь, когда наступит мир, когда закончится война?

— Когда люди поймут, что это такое, когда они встанут. Почему они не встают сейчас? Как Майдан их, так сразу все встали – «Кто не скачет, то москаль». А когда людей убивают, так это нормально, никто не встает. Так сейчас они, все их бандеры, тикают — кто в Румынию, кто в Болгарию, кто в Польшу. А большинство бегут, знаешь, куда? Смешно даже сказать — в Россию. Сами орут «Чемодан, вокзал, Россия» и бегут туда же.

Ты сейчас находишься в Москве, скажи, есть ли у россиян, у жителей Москвы понимание происходящего в Новороссии?

— Честно сказать, не у всех. Могу привести одну историю в качестве примера. Возле дома находится парикмахерская, салон красоты «Эстель». Мы туда пошли подстричься. Мама сначала зашла туда, спросила: «Подстрижете?», они сказали: «Да, подстрижем». А там лестница железная, ступенек десять, мокрые — снег таял. Я по этим ступенькам поднялся, на коленках, мне там, короче, еще руку прищемили дверями, чуть пальцы не поотрубало, ну нормально. «Подстрижете?» — «Да, подстрижем». А через пять минут говорят: «Нет, он инвалид, он уродливый, мы его подстригать не будем». Мама плачет, конечно. Короче, выгнали меня оттуда. Пускай, они мне скажут спасибо, что я адекватный человек и понимаю, что не все люди нормальные, что я не подам на них в суд, хотя имею полное право, но я не такой. А их Бог накажет.

Они просто не знают что это такое банка тушенки на сутки или банка тушенки на сутки на двоих. И бесперерывный обстрел. Когда они полтора суток нас кошмарили, мы сидели вот так — как сурки, только голову высунул и обратно.

Как твои друзья, которые с тобой воевали, отнеслись к тому, что произошло с тобой? Ожесточились, или, наоборот, испугались?

— По-русски говоря, они просто охренели. Не знаю. Не испугались — это точно. Мстят за меня.

Какая еще помощь нужна Новороссии, кроме гуманитарной помощи и участия наших добровольцев?

— На мой взгляд, нужны специалисты, именно, чтобы организовать сферу обслуживания, медицинскую помощь, ну такое. С правопорядком у нас все хорошо, есть полиция. Ну а так — по мелочи. Мелочь, конечно, но чувствительно. Вот тоже Пенсионный фонд надо, потому что, это не так легко, как думается.

Скажи, у тебя есть девушка?

— Да, есть.

Собираешься жениться?

— Что, конечно.

Будете жить в Донецке, когда все станет хорошо?

— Конечно, а где еще?

А что бы ты хотел сделать в Донецке, может быть открыть какую-то организацию?

— Я, вот честно сказать, хотел открыть как бы детский лагерь, но с военной подготовкой, НВП. Потому что было так: приходят по 30 лет, по 35, даже по 40 лет мужчины и говорят мне: «А как автомат собрать-разобрать?» Мне. Ну ладно, показал все. «А как, — говорит. — автомат держать, чтобы плечо, ключицу, не сломать?» Говорю: «Вы что, ребята, фильмов насмотрелись — какая там отдача, там нет никакой отдачи». Просто обидно, что никто не знает. Что еще обидно — едут добровольцы из России, из Сербии, даже испанцы едут, а те, кто живет именно в Донецке или поубегали просто — здоровые пацаны! — или сидят дома за папочкой, у которого денег много, или просто бухают, или колются. Вот такие люди, я не знаю что с ними делать, я считаю, что они просто не нужны — алкоголики наркоманы, зачем они?

Да, надо воспитывать молодое поколение, будет здорово, если у тебя получится открыть такой лагерь.

— Конечно, детям надо рассказывать. У меня есть подруга, она живет в Австралии, в Сиднее, сама из Москвы. Она говорит, там в школе так преподают историю, что Великую Отечественную Войну выиграла А-ме-ри-ка, а про СССР ни одного слова, вообще. Вот как это понимать?

Просто Америка сейчас с нами ведет войну. Ну, как войну — холодную. Ну, не совсем холодную. Вот откуда у укропов американские сухпайки? Я их лично видел своими глазами. Там такая пачка, написано по-английски и по-украински, русского языка или какого-то еще там нет.

Победим ли в мы в этой холодной войне?

— Да, конечно, победим. Если все поймут, что она есть.

Вот уже приводят факты, что в аэропорту использовали снаряды американского происхождения, оружие стрелковое тоже, но они, Киев это все отрицают. Та же самая история с Волновахой – почему, как только автобус взорвался, то сразу же ополченцы виноваты и все, траур. А когда они попали в остановку и троллейбус в Донецке, «это тоже ополченцы», но траура у них не было никакого. Почему так? А когда они попали по ДК Куйбышева, где гуманитарку помощь раздавали? 15 человек насмерть. Будто это мы стрелям, сами по себе. А это они так делают! Это диверсия, чистой воды провокация.

Как ты считаешь США, американское правительство виноваты перед тобой?

— Лично передо мной? Не знаю… Я даже не могу ответить на этот вопрос.

Нина Ивановна, мама Миши: — Война виновата. А какое правительство – неважно. Самое главное, это война. Это идет война. А с той стороны там их много, виновников. Виновники — это те, кто начал, те кто начинал этот Майдан, с которого все пошло…

На прощание Миша попросил что-нибудь в подарок, и мы подарили ему брелок в виде сердечка с флагом Донецкой Народной Республики, сувенир из Новороссии, который был нам очень дорог.

Теги: 11.02.2015, МИША МАТВИЕНКО

События независимой России

Интервью с ополченцем